обидно, Зин

Льет, как из ведра, так что гулять по лесам и собирать малину не представляется возможным. Зато можно обсужать теологические вопросы с консервативной дамой из Израиля.

И вот что я вам скажу, дорогие мои: почему у нас в Православии народ годами обсуждает либо новое коленце, отколотое церковным начальством, ну в лучшем случае - как нам обустроить Россию приходской хор, а с первым встреченным религиозным евреем можно начать обсуждать Бога, Киркегора и вообще перебирать слова Торы? почему у них при синагоге тетки обычные учат то и это - от ибн Эзры до Левинаса, а у нас ничего никому не интересно, кроме конфессионального gossip'a о том, какой дурак наш раввин? (кураев, патриарх, батюшка в соседнем приходе - подставьте нужное).  Ну ведь выяснили уже: дурак и дурак. Проехали, нет?

бывают странные сближенья

Тот же стиль, который так характерен для Бубера, те же слова, которые имели у него особый налет торжественности: «час испытания», «неповторимое» и «неповторимость», — как часто встречал я их у нацистов, у Розенберга и у более мелких бонз, в книгах и газетных заметках. Всем им нравилось порой казаться философами, порой они охотно обращались исключительно к образованной публике; массе это импонировало.

Стилевое родство между Розенбергом и Бубером, близость в некоторых оценках (предпочтение, отдаваемое земледелию и мистике в сравнении с кочевничеством и рационализмом, ведь это было по душе и Розенбергу) — разве это родство не выглядит еще более пугающим, чем родство между Гитлером и Герцлем? Но объяснение такого феномена в обоих случаях одинаковое: господствует в это время романтизм, причем не кичевой, а настоящий, и из этого источника черпают те и другие, невинные и отравители, жертвы и палачи.

(Виктор Клемперер)