
– Скажи мне, Перикл, – начал Алкивиад, – мог ли бы ты объяснить мне, что такое закон?
– Конечно, – отвечал Перикл.
– Так объясни мне, ради богов, – сказал Алкивиад, – когда я слышу, как людей хвалят за их уважение к закону, я думаю, что такую похвалу едва ли имеет право получить тот, кто не знает, что такое закон.
– Ты хочешь узнать, Алкивиад, что такое закон? – отвечал Перикл. – Твое желание совсем нетрудно исполнить: законы – это все то, что народ в собрании примет и напишет с указанием, что следует делать и чего не следует.
– Какою же мыслью народ при этом руководится, – хорошее следует делать или дурное?
– Хорошее, клянусь Зевсом, мой мальчик, – отвечал Перикл, – конечно, не дурное.
– А если не народ, но, как бывает в олигархиях, немногие соберутся и напишут, что следует делать, – это что?
– Все, – отвечал Перикл, – что напишут те, кто властвуют в государстве, обсудив, что следует делать, называется законом.
– Так если и тиран, властвующий в государстве, напишет гражданам, что следует делать, и это закон?
– Да, – отвечал Перикл, – и все, что пишет тиран, пока власть в его руках, тоже называется законом.
– А насилие и беззаконие, – спросил Алкивиад, – что такое, Перикл? Не то ли, когда сильный заставляет слабого не убеждением, а силой делать, что ему вздумается?
– Мне кажется, да, – сказал Перикл.
– Значит, и все, что тиран пишет, не убеждением, а силой заставляя граждан делать, есть беззаконие?
– Мне кажется, да, – отвечал Перикл. – Я беру назад свои слова, что все, что пишет тиран, не убедивши граждан, есть закон.
– А все то, что пишет меньшинство, не убедивши большинство, но пользуясь своей властью, должны ли мы это называть насилием, или не должны?
– Мне кажется, – отвечал Перикл, – все, что кто-нибудь заставляет кого-нибудь делать, не убедивши, – все равно, пишет он это или нет, – будет скорее насилие, чем закон.
– Значит, и то, что пишет весь народ, пользуясь своей властью над людьми состоятельными, а не убедивши их, будет скорее насилие, чем закон?
– Да, Алкивиад, – отвечал Перикл, – и мы в твои годы мастера были на такие штуки: мы заняты были этим и придумывали такие же штуки, которыми, по-видимому, занят теперь и ты.
Алкивиад на это сказал:
– Ах, если бы, Перикл, я был с тобою в то время, когда ты превосходил самого себя в этом мастерстве!
(Ксенофонт, там же).