Метод свободных ассоциаций

Николай Ростов беседует с княжной Марьей и, конечно, в их разговоре злоба дня не обойдена. Но как они относятся к великой трагедии, разыгрывающейся на их глазах? "Разговор был самый простой и незначительный (!). Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии". Несколько дальше гр. Толстой еще поясняет: "видно было, что о несчастиях России она (княжна Марья) могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем". Эти замечания необычайно характерны для "Войны и мира". Гр. Толстой везде, где только может, напоминает нам, что для лучших людей 12-го года несчастья России значили меньше, чем их собственные, личные огорчения. Но при этих напоминаниях он умеет сохранить необыкновенную на вид ясность души, точно ничего особенного не произошло, точно и в самом деле разум и совесть могут спокойно глядеть на проявление такого чудовищного эгоизма. И действительно, разум и совесть остаются спокойными. Очевидно, им нужен только внешний почет, нужно уметь только говорить с ними в известном тоне, как с капризными деспотами, и они делаются совсем ручными. Какой бы гам подняли они, если бы вместо того, чтобы "притворно" огорчаться бедствиями России, княжна Марья, например, прямо заявила, на манер подпольного человека: "России ли погибнуть, или мне чаю не пить? Я скажу - пусть себе гибнет Россия, а чтоб мне чай был". По существу, у гр. Толстого и княжна Марья, и Николай Ростов говорят именно так.

И еще, неожиданно чудесное:

Эта борьба определяет собою все творчество гр. Толстого, в лице которого мы имеем единственный пример гениального человека, во что бы то ни стало стремящегося сравниться с посредственностью, самому стать посредственностью. Конечно, это ему не удается.

Гуссерль и Рахиль Беспалова в гостях у Шестова:

Husserl talked and was asked questions. Shestov was a perfect host and did not interfere in the conversation. He was rather embarrassed when Mme Rachel Bespaloff, taking Husserl up in a brilliant and vivid attack, decided to produce Shestov as her ally. Fortunately she referred to Shestov as Lev Isaakovich (his name and patronymic, as is customary between Russians) and so Husserl never had an inkling that this other detractor constantly referred to by Mme Bespaloff was no other than his friend Shestov.

Fondane tells Shestov about the International Congress of Writers where Alexei Tolstoy declared that the idea of death is nothing but a bourgeois obsession.

Shestov's comment:
- Alexei Tolstoy is an excellent writer who has never been intelligent or particularly inclined to think. I remember how once, in Russia, we were invited at Gershenzon's who was a celebrated historian in those days. Gershenzon and Tolstoy were sitting together at one end of the table, I was with Berdyaev and Ivanov at the other. Gershenzon should have been a professor, he liked lecturing. At one point a general silence occurred and one heard the following conversation. Gershenzon was telling Tolstoy that though he was very talented but lacked thought. "Do you believe one must think?", asked Tolstoy with an annoyed expression and brushed his forehead. I cried to him from the other end of the table: "If you want to believe me, I grant you permission to do away with thinking; write what you feel the way you feel." At that Tolstoy crossed himself and said: "So you believe I don't have to think? Thank you!" At the same time this man is quite successful, he knows how to do business better than a Citroën.